***

[curiosus002]

Гоголь-поэт опередил свое время. Если не знать заранее, подумаешь, пожалуй, что это кто-нибудь из обэриутов, а это и вовсе – «Ганц Кюхельгартен».

---

Вот из моря молодые
Девы чудные плывут;
Голубые, огневые
Волны белые гребут.
Призадумавшись, колышет
Грудь лилейную вода,
И красавица чуть дышет...
И роскошная нога
Стелет брызги в два ряда...
Улыбается, хохочет,
Страстно манит и зовет,
И задумчиво плывет,
Будто хочет и не хочет,
И задумчиво поет
Про себя, младу сирену,
Про коварную измену,
А на тверди голубой,
Светит месяц над водой.
Вот в стороне глухой кладбище:
Ограда ветхая кругом,
Кресты, каменья... скрыто мхом
Немых покойников жилище.
Полет да крики только сов
Тревожат сон пустых гробов.
Подымается протяжно
В белом саване мертвец,
Кости пыльные он важно
Отирает, молодец.
С чела давнего хлад веет,
В глазе палевый огонь,
И под ним великой конь,
Необъятный, весь белеет
И всё более растет,
Скоро небо обоймет;
И покойники с покою
Страшной тянутся толпою.
Земля колется и — бух
Тени разом в бездну... Уф!

---

Интересно, что в точности те же образы являются в малороссийских повестях. По-видимому, они не переставали волновать юного Гоголя, но он уже сумел подать их так, что они не выглядят столь комично-нелепыми и неуместными. Вообще, кажется, что вся романтическая сторона гоголевского гения целиком явилась уже в его первой поэме. «Под сень струй» и прочие красивости были ему отнюдь не чужды. Мне даже кажется, что роль сатирика и юмориста была ему, в сущности, не особенно приятна. Другое дело, что именно в этом-то качестве он и нравился своим друзьям и читающей публике. А так он с большим удовольствием писал бы какие-нибудь приторные идиллии из немецкой жизни. В конце концов, он и умер от тоски из-за невозможности написать «современную идиллию». Все его устремления в эту сторону встречались очень холодно, с полным непониманием. Он все «старался соответствовать», но переломить себя так и не смог.